Что должно становиться направлением для театра и двигать театр? Вопросы жизни. Ничтожный дворовый мирок его спектакля «Датская история» по «Гадкому утёнку» Андерсена очень похож на прекрасный обывательский мирок-государство. В инсценировке Адольфа Шапиро, которую Мушперт ставил на гродненской (1994) сцене, ничего не устарело. Несмотря на то, что даже у белорусов проблем с отлётом в тёплые края стало меньше.
…Скандал с вынужденным отлётом из Риги Адольфа Шапиро случился как раз при Мушперте. Геннадий Владимирович был участником последнего спектакля Рижского ТЮЗа «Перстень и роза» Уильяма Теккерея, играл одну из главных ролей. Режиссировал Анатолий Праудин. Его мать – известная актриса Рижской русской драмы. Его дед ставил первый спектакль Рижского ТЮЗа. Внук, значит, ставил последний. В марте, помнится Мушперту, появился Раймонд Паулс и, как министр культуры Латвии, объявил, что в июле никаких артистов на сцене ТЮЗа быть не должно. Видимо, государственную политику не укреплял ещё один (кроме Русской драмы) русский театр, хотя в театре была и латвийская труппа – наравне с русской. Может быть, раздражал русский еврей Шапиро со своей международной славой и председательством в АСИТЕЖ (международная организация театров для детей). Латвийская труппа, которая с Шапиро готовила Чехова, просто перестала ходить на репетиции, мол, всё равно театр закроют. Артисты русской труппы, по словам Мушперта, сказали что-то вроде «А мы – выпустим спектакль и сыграем! Один раз!» Режиссёр смеётся, оценивая это (и своё также) отчаянное благородство.
Спектакль «Перстень и роза» Рижского ТЮЗа остался в театральной истории не только благодаря истории Латвийского государства. Его художественные достоинства высоко оценила «Театральная жизнь». После спектакля символически закрыли занавес – навсегда. Гражданская и общественная акция закончилась зрительскими речами и всеобщими слезами: формальное основание для закрытия дал закон независимой Латвии о возвращении собственности собственникам, и здание вернули баптисткой общине. Но, похоже, что Адольфа Шапиро из Риги удаляли те же серьёзные люди, которые уже разобрались в журналом «Даугава», с варьете, с некоторыми эстрадными исполнителями…
Так вот. «Датскую историю» разыгрывали обе труппы – и латвийская, и русская. Но Геннадий Владимирович ни на минуту не растерялся от моего вопроса: похожа ли его история в Гродно на спектакль Адольфа Шапиро? «Может, – вздохнул. – Потому что я уж очень избегал всякого подобия». Изо всех сил, значит, старался сделать так, чтобы не повторять мэтра. Но куда девать смысл, заложенный драматургом, склонным просчитывать свои произведения до последней интонационной запятой? «Есть несколько вещей, которых нет в тексте, но они стали текстом! – рассказывал режиссёр. – Взять хотя бы танец домашних птиц с подлётами да с подскоками, когда Гадкий утёнок вернулся из Африки, из-за границы, значит…» После интеллигентского триумфа Малого (Гадкого, значит) весь птичий двор жаждет полёта, хоть ещё недавно дружно талдычил птенцам: летают разве что дикари, а они, домашние птицы, полётом крыльев не оскверняют!
«Датская история» с темой полётов и возвращений поддержала полётность режиссёра Геннадия Мушперта. Эта несравненная полётность всем, кто рядом, укрепляет крылья.
Обычно он живёт тем, что ставит сегодня, и тем, за что возьмётся завтра. Эта особого рода легкомысленная свобода, по собственному признанию режиссёра, собезьянничана им с Адольфа Шапиро. Тому всегда не хватало планов на будущее. А что касается свободы, то рассуждать о ней Геннадий Мушперт доверяет персонажам своих спектаклей. Негромко, не прямо, – в спектакле «Разбойник» по Карелу Чапеку. Барышне Мими (в её роли была занята С.Марецкая) мерещится эта воля-вольная… подобием того, как убежала из-под отцовской крыши старшая сестра Лола. Интересному молодому человеку без определённых занятий и общественного положения (ох, видно птицу по полёту!), эту волю-вольную доводится барышне пообещать и как-то… символически в руки дать. Чтобы та, как за мечту, подержалась за него, за Разбойника…
События в спектакле разворачиваются не в пользу влюблённых, хоть и в пользу здравого смысла. Решительно и отчаянно стреляет экономка Франка в молодчика. Убивает… мечту, которая бередит, как рана, но лететь за которой не хватает силы. Каждый из господ, присутствующих на сцене, вспоминает Разбойника по-своему и узнаёт в нём своё недостижимое. Свою мечту.
Смысл режиссёрских стараний был очевиден: пусть сомнения и колебания разрывают этих господ до конца жизни. И пусть зритель делает выводы, наблюдая за такой, внешне убедительной, моделью поведения: родители отстояли, защитили младшее дитя примером старшей дочери, которую любимый бросил с младенцем на руках. Но понадобится ли короткому счастью чужой несчастливый опыт? Есть отношения, чувства и обстоятельства, которые требуют крови (моей, твоей, вашей), и только крови. Простреленного сердца. Порезанного пальца. Прикушеннного языка…
Прдолжение следует
Комментариев нет:
Отправить комментарий