Что шевелится на дне

Если вы хотите как можно быстрее расстаться с режиссёром, дайте ему поставить “Мудреца” (“На всякого мудреца довольно простоты” – Ж.Л.) или “Коварство и любовь”: есть свидетельство, что сам Станиславский оставил для театральной истории это руководство. И отнюдь не шутя.
Рид Талипов, в прошлом году назначенный художественым руководителем академической труппы Коласовского театра в Витебске, именно с первой пьесы и начал. Премьера спектакля под названием “Мудрецы...” состоялась 10 января 2010 года.

...Мамочка, красиво наклонившись, ласково поливает сыну голову – моет, ополаскивает, а сама как бы заговаривает, замаливает на удачу. Взрослому парню это нравится. В доме – искреннее взаимопонимание, какое нечасто бывает у матери с сыном. Молодой герой спектакля – искренний, улыбчивый, нежный... но текст драматурга обрывает короткую идиллию режиссёрского пролога: мать и сын оговаривают некие действия и озабочены их чётким исполнением.

Через пять минут и две сцены сын мажет лицо чем-то чёрным и чужому человеку (хотя и родному дядьке) объявляет, что сам-то он – дурак дураком, а мать куда глупее, чем он, и обоим для порядка и наставлений необходим чей-то изрядный ум... например, родственника, но зрительный зал уже сообразил: ему, сыну, выходить в люди, а ей, матери – помогать. Искренне. Любым образом, любой ценой. Душу из себя доставать. Молиться об удаче, приманивать успех. И, окончательно поверив в то, что он на их стороне, и от великого желания сделать всё как следует и даже лучше... ошибиться. Перестараться. Преувеличить. Или, согласно решению Рида Талипова, чисто по-женски поддаться настроению и дать волю языку там, где его надо бы придержать: дядькиной жене, влиятельной женщине, милейшей Клеопатре Львовне сообщить, что сын в неё влюблён. Мол, так она вернее ребёнку поможет выдвинуться. А в ответ растревожить влюблённость зрелой женщины. Такое маленькое бедствие...

...Двадцать лет назад (в 1989 году) Талипов ставил “Картотеку” Тадеуша Ружевича и свой спектакль поддерживал его цитатой: “ Я создаю театр из реалистической материи с помощью слова. Слово в театре приобретает плоть”. Но речь шла о материи более тонкой: драматургия парадокса требовала соответствующей режиссуры, и режиссёрские действия предпринимались... в русле психологического театра. Там, где у Ружевича были безразмерные тексты без знаков препинания (эдакий поток сознания), Талипов по-своему расставлял запятые и точки: “Чтобы было заметно, что шевелится на дне” (Ружевич). На дне драмы, на дне решения и поступка, на дне души. “Картотека”... выявила режиссёрскую манеру Талипова, его обхождение с актёрами и драматургией: он доверялся не признанной трактовке или авторитетному мнению, а только тому , что “шевелилось на дне” – и делал это самым важным в своих спектаклях.

В весе и оценке персонажей Рид Талипов несколько расходится с Александром Островским. Однако сцены местами не меняет и классический текст не переписывает, разве что кое-где сокращает. Деликатно. Тот, кто не перечитывал пьесу перед спектаклем (спорим: разве что критики и перечитывали) или видел-изучал Островского ещё в школе, этих сокращений не заметит. Станет, например, мамаша Глумова (Раиса Грибович) рассказывать чудесный сон своего малыша, мол, слетелись к кроватке ангелы, ангелы, ангелы и говорят – люби папашу и мамашу и во всем слушайся! А когда вырастешь большой, люби своих начальников… Так вот, о родителях актриса ничего не скажет. Только о начальниках. Потому что ситуация сценическая такова: не с родителями жить молодому Егору Глумову. Жить – с начальниками. И начальникам – в определённом смысле – мамаша Глумова это всё и рассказывает, а им слушать некогда. Или станет Клеопатра Львовна Мамаева для Глумова место просить у Городулина, а той ответит, что хорошие места все заняты, одно – Нобелем, а другое – Фрейдом. Между тем в оригинале фигурируют Бисмарк и Бейст^[1], но сегодня для зрителя они мало значат, а надо расположить зал к взаимопониманию. Классический текст не осовременен искусственно, дабы публику позабавить: режиссёр действует в строгих рамках допустимого. Ему нужно сориентировать зрителя на что-то знакомое и важное – для того, чтобы и в спектакле он это важное не пропустил.

Жанр спектакля обозначен режиссёром как сатирический реализм, хотя и одного реализма было бы достаточно. Потому что Рид Талипов, поневоле отсылая публику к литературно-властительной дискуссии из российской истории четырёхсотлетней давности, свою сатиру пишет не столько на лицо, сколько на порок, на его зарождение, развитие и живучесть (читайте – механизм действия), хотя когда ещё лучшие умы требовали писать сатиру на лицо. Парадокс всегда сопутствует режиссёрской манере Талипова.

1. ↑Бейст Фридрих-Фердинанд (1809--1886) -- министр-президент и канцлер Австрии.

Продолжение следует